«Поэзия после Освенцима». Немецкоязычный конкретизм

Возможна ли поэзия после катастрофы? Каким образом могли появиться стихи на немецком языке после того, как он был скомпрометирован, извращен и превращен в инструмент пропаганды? Ведь, как известно, поэтический голос не замолкал не только после, но и во время Второй мировой войны.

Знаменитая формула Теодора Адорно: «После Освенцима любое слово, в котором слышатся возвышенные ноты, лишается права на существование», — призвала немецкоязычных поэтов переосмыслить самые основания творчества. Для искусства была найдена область, где стало возможным гарантировать слову безопасность, и оно перестало находиться в плену нацизма или любой другой идеологии.

Конкретная поэзия, появившаяся в 1950-е годы, обратила внимание на слово как таковое. Так появились стихи, в которых означаемое окончательно берет верх над означающим. Едва ли можно сказать, «о чем эти стихи» или «что хотел сказать автор». Главной становится форма, внутреннее устройство стиха, за которым читатель наблюдает как за химическим процессом, осмысляет его как математическую формулу.

«Поэзия должна быть сконцентрированной и экономной — молчание противопоставит новую поэзию индивидуалистской поэзии прошлого. Она будет опираться на само слово» (Ойген Гомрингер, р. 1925).

На лекции поэт и переводчик Егор Зайцев расскажет об устройстве конкретной поэзии, познакомит слушателей с новыми переводами стихов Ойгена Гомрингера, Эрнста Яндля, Герхарда Рюма, Клауса Бремера и других.

schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
schweigen                    schweigen
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen

молчать молчать молчать
молчать молчать молчать
молчать                 молчать
молчать молчать молчать
молчать молчать молчать

(Ойген Гомрингер, 1969 г.)

Иллюстрация: Аймермахер К.Э. Набросок. ГМИГ КП-3113. Коллекция Музея истории ГУЛАГа.